Эрудит. Коза и трое козлят

Жила-была коза с тремя козлятами. От старшего и среднего житья не было – до того они своевольными росли, а младший прилежным и послушным удался. Как говорится: пять пальцев на руке, и все разные.

Позвала однажды коза своих козлят и говорит:

– Милые мои детки! Я в лес пойду, вам еду принесу. А вы дверь за мной заприте, друг с дружкой не ссорьтесь и никому, глядите, не отпирайте, пока голоса моего не услышите. Как приду, сразу по песенке узнаете. Вот что я вам спою:

Слыхали, что я сказала?

– Да, матушка, – ответили козлята.

– Могу я не тревожиться?

– Будь покойна, матушка, – сунулись вперед оба старшие. – Мы ребята хоть куда, что сказала, то свято.

– Если так, дайте расцелую вас! Да хранит вас господь от дурного, прощайте, детушки!

– Добрый путь, матушка, – со слезами на глазах ответил меньшой, – и да поможет тебе господь поскорее вернуться и нам еды принести.

Пошла коза в лес, а козлята дверь за ней закрыли, засов задвинули. Но, как говорится, стены имеют уши, а окна – глаза. Разбойник-волк – да знаете, какой? тот самый, который козе кумом доводится – давно уже поджидал случая сцапать козлят. Вот и подслушал он теперь, притаившись за козьей хаткой, как мать-коза детушек своих наставляла.

"Ладно, – подумал он. – Мое время приспело. Только бы грех их толкнул дверь мне отворить, а там уже будет прок. Мигом с них шкурки сдеру!"

Сказано – сделано. Подходит волк к двери, песенку запевает:

– Ну-ка, ребятки, бегом открывайте! Бегом!

– Братцы, – закричал старший козленок. – Быстрее отпирайте, матушка нам еды принесла.

– Не отпирайте, братцы, – сказал младший, – а то нам худо придется. Это не матушка. Я по голосу узнаю. У матушки нашей голос не такой густой и не хриплый, а приятный и тоненький.

Услыхав такие слова, отправился волк к кузнецу, велел себе язык и зубы оточить, чтоб голос у него стал тоньше, и снова стучится к козлятам в дверь, напевает:

– Слышите? – говорит старший. – И зачем только я вас слушаюсь? Болтаете, что не матушка это. Кто же, как не матушка? Тоже ведь уши и у меня. Пойду отопру.

– Братец! Братец! – снова закричал младший. – Послушай меня. Мало ли кто придет и споёт:

Что же, вы и тогда отпирать будете? Вы же знаете, что наша тетушка давно умерла и в прах обратилась, бедняжка.

– Ну что, разве не говорил я? – рассердился старший. – Хорошее дело, когда яйца курицу учат… Станем мы матушку столько времени за дверью держать! Нет, пойду и отопру…

Младший тогда проворно юркнул в печную трубу, ногами в шесток уперся, носом в сажу уткнулся, молчит, как рыба, дрожит со страху, как лист. Средний тоже – прыг под квашню; съежился, бедняжка, в комок, как мог. Молчит, как земля, с перепугу шерсть на нем дыбом: кто лежит – не герой, зато живой! А старший у двери стоит: отпереть, не отпереть? Все-таки отодвинул засов. И кого же он видит? И увидеть-то не успел, бедняжка, ибо у волка в животе урчало и глаза с голодухи сверкали. Раз-два, впился зубами волк козленку в горло, сразу голову оторвал и так его живо сглотнул, будто на один зуб ему было. Облизнулся потом смачно и стал по хате шарить, приговаривая:

– То ли почудилось мне, то ли и впрямь я несколько голосов тут слышал? Но что за чёрт, словно сквозь землю провалились… Где они, где?

Заглянул туда, заглянул сюда – нет козлят да и только!

– Чудеса в решете! Что же мне делать-то? Впрочем, некуда спешить, дома нечего косить! Лучше присяду вон там, дам отдохнуть старым костям..

Кряхтя и охая, уселся кум на квашню. Сел, и то ли квашня скрипнула, то ли кум чихнул, но только козленок под квашней не стерпел. Видать, грех его толкал и спина у него чесалась!

– На здоровье, крестненький!

– Ах ты… ах ты, проказник! Вот где пристроился? Иди, дорогуша, к крестненькому, он тебя расцелует!

Приподнял квашню, вытащил козленка за уши, и только пух пошел от бедняги! Как говорится: каждая пташка из-за своего языка погибает.

Покрутился, покрутился волк по хате, авось еще что раздобудет, но больше ничего не нашел: младший сидел смирнехонько, молчал, как рыба.

Видит волк, что нечем больше поживиться, другое задумал: выставил обе головы в окошках – морды зубы оскалили, словно смеются; после вымазал стены кровью, чтобы еще больше козе насолить, и пошел восвояси. Как только убрался разбойник из хаты, младший козленок тут же из трубы выскочил, накрепко засов задвигает. Шерсть стал на себе рвать, горько плачет, по братцам своим убивается:

– Милые братцы мои! Кабы не послушались волка, не съел бы он вас! А бедная матушка и не знает, какая с вами беда стряслась!

Стонет он, причитает, чувств едва не лишился.

Но что тут поделаешь? Не его вина, что вышла братцам дурь боком. А пока он стонал да плакал, коза домой спешила, еду козлятам несла, запыхалась. Подошла к хате, а из окон на нее две головы глядят, зубы оскалив.

– Славные детушки мои! Ждут меня, не дождутся, так и смеются мне навстречу!

Велика была радость козы. Однако подошла поближе, – что такое? Ледяной озноб пробежал по телу, ноги подкосились, помутилось в глазах. Что это? Может, показалось ей только? Подошла она к двери и зовет:

– Матушка, матушка! Беда с нами стряслась! Хуже пожара, хуже потопа!

Повела коза глазами по хате, ужас и трепет охватили ее. А потом овладела собой и спросила:

– Что же случилось, детка?

– А вот что, матушка. Как ушла ты из дому, спустя немного, слышим, как кто-то в дверь стучит и поёт:

– Старший братец, по глупости и упрямству, сразу побежал отпирать.

– И что же тогда?

– Тогда я живо в трубу залез, средний братец под квашней спрятался, а старший, не долго думая, засов отодвинул.

– И тогда?

– Тогда-то беда и стряслась! Волк, наш крёстный и твой друг, забежал в хату!

– Кто? Мой кум? Да ведь он шерстью своей поклялся, что детушек моих не тронет!

– Да, матушка, он! Крепко злодей их тронул!

– Так я ж его проучу Он думает, если у бедной вдовы полон дом детей, то можно над нею глумиться? С ребяток шкуры сдирать? Нет, не уйти ему от расплаты! Ах, он злодей, ах, разбойник! А еще зубы скалил, подмаргивал мне… Но только не из тех я, что он думает, отроду через плетни не скакала. Ну, да уж ладно, куманёк, я с тобой посчитаюсь! В мой плуг своих волов впрягать вздумал? Знай же, что без рогов их выпряжешь!

– Ох, матушка, ох! Лучше уж молчи, ну его к богу! Знаешь ведь поговорку: и чёрта видеть не хочу, и креста мне не надо.

– Нет, нет, сыночек, пока до бога дойдешь, святые одолеют. Вот тебе мое слово, сынок: не сдобровать злодею! Только смотри, не проговорись кому, чтобы он ее проведал.

С той поры искала она только случая, чтобы с кумом расквитаться. Думает-думает, – придумать не может, как отомстить ему

– Кажется, нашла на него управу, – сказала она наконец. – Такое ему устрою, что лапы себе кусать будет.

Была перед ее хатой яма глубокая. На нее-то и понадеялась коза.

– В дубильный чан тебя, куманек-волк, не иначе!.. Скоро расплачиваться будешь, А тебе, кумушка-коза, за дело пора приниматься, задал тебе куманек-волк работу!

С этими словами подоткнула она подол, рукава засучила, огонь развела и давай стряпать. Наготовила голубцов, пилава, пирогов, куличей на сметане и яйцах и других всевозможных блюд; яму потом угольями горящими и гнилушками наполнила, чтоб тлел под спудом огонь, ветками крест-накрест накрыла, сверху листьев набросала, а на листья землю посыпала и рогожкой прикрыла. И еще стульчик восковой смастерила для куманька, дорогого гостя.

Оставила она стряпню на огне, а сама в лес подалась – волка на праздник звать. Идёт по лесу, идёт, возле оврага волк ей навстречу выходит.

– День добрый, кума, каким тебя ветром сюда занесло?

– Да будет добро у тебя на сердце, как добр твой взгляд. Что, разве не знаешь, что ветер заносит, куда душа не просит? Побывал, видишь ли, кто-то в моем дому, натворил мне бед!

– А что, кумушка милая?

– Козляток одних застал и растерзал бедняжек! Вот что значит быть вдовой беззащитной!

– Да что ты, кума, говоришь?

– Уж теперь говори-не говори – легче не будет. Отправились они, бедняжки, к господу богу, и надо нам об их душе позаботиться. Вот и решила я по своим силам поминки устроить и тебя, куманёк, пригласить, чтоб утешил ты меня, бедную…

– Охотно, кумушка милая, но охотней к тебе бы на свадьбу пришел.

– Верю, куманёк, да что поделаешь? Не так оно, как нам хочется, а как богу угодно.

Пошла коза, рыдая, к дому, а волк – за ней, тоже делает вид, что плачет.

– Ах, куманёк, куманёк, – всхлипывает коза. – Что нам всего дороже, то и теряем!

– Что делать, кума, знали бы мы, какая беда нас ждет, береглись бы наперед. Но не терзайся так, рано или поздно все там будем.

– Так-то так, куманек. Но ведь бедным крошкам моим только бы жить да жить!

– Да, кумушка милая, но, видать, господу богу тоже молоденькие по вкусу.

– Если бы сам господь их к себе прибрал, дело другое… Но так ли это?

– Знаешь, кума, как подумаю… уж не Топтыгин ли к тебе домой пожаловал? Помнится, повстречал как-то я его в малиннике. Вот, говорит, кабы отдала мне коза сыночка скорняжному делу обучать…

Слово за слово, добрались они до кумушкиной хаты.

– Прошу, куманёк, – говорит коза, а сама на рогожку восковой стульчик ставит. – Садись, угощайся, чем бог послал!

И пододвинула ему полную миску голубцов.

Накинулся жадно волк на голубцы. Чав-чав! Целиком отправляет их в глотку.

– Господи, помилуй покойничков, уж больно, кумушка, твои голубцы хороши!

Сказал – и бух прямо в яму с горящими угольями: стульчик-то восковой расплавился, а веточки на одном честном слове держались, как раз сколько для дорогого гостя требовалось.

– А ну-ка! Теперь отдавай, волк, что съел! С козой тягаться вздумал? Коза тебя и доконает!

– Ой, кума, ой, горят мои пятки! Скорее вверх тяни, душа горит!

– Нет, куманёк! Тоже во мне ведь душа горела, когда козлятки мои погибли! Господу богу, говоришь, самые молоденькие по вкусу, а мне по вкусу и те, что постарше, были бы только хорошо поджарены. Знаешь, чтобы насквозь огонек их пронял.

– Ой, горю, погибаю, кума! Спасай!

– Что ж, гори, куманёк, погибай! От тебя и от живого добра не дождешься! Пускай же горит на тебе шерсть, которой ты клялся, что детишек моих не тронешь! Помнишь, как клялся, зверюга лютый?! А ведь сожрал-таки козляток моих!

– Ой, жжёт, горит всё нутро во мне, кума! Вытащи, смилуйся надо мной!

– Смерть за смерть, куманек, ожог за ожог! Ведь ишь ты, словечко какое давеча из святого писания подпустил!

Схватили коза с козленком по охапке сена и в яму на волка бросили. Потом стали камни в него швырять и что под руку попадалось, пока не прикончили. Так-то лишилась коза двух козляток своих, зато и волка, кума своего, утратила! Не велика утрата!

Услыхали все козы в округе про такое дело, взыграло у них сердце! Сошлись они все на большой пир, стали есть да пить, и такое у них веселье пошло, что и не описать…

И я там был, а как время подошло, сел верхом на седло и поведал всё, как произошло; потом колесо оседлал, сказочку вам рассказал; а под конец оседлал чечевицу и понёс, люди добрые, несусветную небылицу.

Перевод: Г. Перов

Жила-была коза с тремя козлятами. Со старшим и средним прямо сладу не было — уж такие проказники и непоседы, а младший был на диво прилежным и послушным. Как гово-рится: пять пальцев на руке, и все разные.

Кликнула однажды коза своих козлят и говорит: — Милые мои детушки! Я в лес пойду, вам еды принесу. А вы дверь за мной заприте, друг с дружкой не ссорьтесь и никому не отпирайте, пока голоса моего не услышите. Как приду, сразу по песенке узнаете. Вот что я вам спою:

Детушки, козлятки,

Отоприте хатку.

Ваша мама пришла,

Молочка принесла,

И еще вам несет

Свежей травки

Полный рот,

Чечевицы

На копытце,

Меж рогов Пучок цветов,

А под мышкой

Мамалыжку.

— Поняли, что я сказала?

— Да матушка, — ответили козлята.

— Могу я на вас положиться?

— Будь покойна, матушка, — выскочили вперед стар-шие. — Мы ребята хоть куда, наше слово крепко.

— Если так, дайте расцелую вас! Да храни вас бог от бе-ды и счастливо оставаться, детушки!

— Добрый путь, матушка, — со слезами на глазах отве-тил меньшой. — Возвращайся скорей и принеси нам еды.

Пошла коза в лес, а козлята дверь за ней закрыли, засов задвинули. Но, как говорится, стены имеют уши, а окна — глаза. Разбойник-Волк — да, знаете, кто? — тот самый, ко-торый козе кумом доводится — давно уж ждал случая пола-комиться козлятиной. Вот и подслушал он теперь, притаив-шись за козьей хаткой, как мать-коза детушек своих настав-ляла.

«Ладно, — подумал он. — Теперь знай, не зевай. Только бы дверь отворили мне, а там уже будет прок. Мигом с них шкурки сдеру!»

Сказано — сделано. Подходит волк к двери, песенку за-певает:

Детушки козлятки,

Отоприте хатку,

Ваша мама пришла,

Молочка принесла,

И еще вам несет

Свежей травки

Полный рот,

Чечевицы

На копытце,

Меж рогов

Пучок цветов,

А под мышкой!

Мамалыжку.

— Ну-ка, ребятки, бегом открывайте! Бегом!

— Братцы, — закричал старший козленок. — Быстрее отпирайте, матушка нам еды принесла.

— Не отпирайте, братцы, — сказал меньший, — а то нам худо придется. Это не матушка. Я по голосу узнаю. У мамень-ки нашей голос не такой густой и хриплый, а приятный и то-ненький.

Услыхал волк такие слова, пошел к кузнецу — язык и зубы отточить, чтоб голос у него стал тоньше, и снова стучится к козлятам в дверь:

Детушки, козлятки,

Отоприте хатку...

— Слышите? — говорит старший. — А то заладили одно; не матушка это, не матушка. Кто же? Тоже ведь уши и у ме-ня. Пойду отопру.

— Братец! Братец! — снова закричал младший. — Послу-шай меня. Мало ли кто придет и споет:

Скорее откройте,

Пришла ваша тетя!

Что же, вы и тогда отпирать будете? Вы же знаете, что наша тетушка умерла давным-давно, и косточки, верно уж, сгнили.

— Ну что, разве не говорил я? — рассердился старший,

— Хорошее дело, когда яйца курицу учат. Станем мы матушку столько времени за дверью держать! Нет, пойду и отопру...

Младший тогда проворно юркнул в печную трубу, ногами в шесток уперся, носом в сажу уткнулся, молчит, как рыба, дрожит со страху как осиновый лист. Средний тоже — прыг под квашню; съежился в комок, как мог. Молчит, как земля, с перепугу шерсть на нем дыбом: кто бежит — не герой, зато живой! А старший у двери стоит: отпереть — не отпереть? Все-таки отодвинул засов. И кого же он видит? Да разве успе-ешь разглядеть, когда у волка в животе урчит и глаза с голо-духи сверкают. Недолго думая, впился зубами козленку в гор-ло, голову оторвал и так его живо сглотнул, будто на один зуб ему было. Облизнулся потом и стал по хате шарить, при-говаривая:

— Почудилось мне, что ли, или и впрямь я несколько го-лосом тут слышал? Да что-то, словно сквозь землю провалились... где они, где?

Заглянул туда, заглянул сюда — нет козлят, да и только!

— Чудеса в решете! Что же мне делать-то? Впрочем, не-куда спешить... Лучше присяду вон там, дам отдохнуть ста-рым костям...

Кряхтя и охая, уселся кум на квашню. Сел, и то ли кваш-ня скрипнула, то ли кум чихнул, только козленок под кваш-ней не стерпел. Видать, нелегкая толкнула:

— На здоровье, крестненький!

— Ах, ты... ах ты, проказник! Вот где пристроился? Иди, дорогуша, к крестненькому, он тебя расцелует!

Приподнял квашню, вытащил козленка за уши, и только пух пошел от бедняги! Как говорится: сам на себя беду на-кликал.

Пошарил-пошарил волк по хате, авось еще что-нибудь най-дет, но больше ничего не нашел: потому что меньшой козле-нок сидел смирнехонько, молчал как рыба. Видит волк, что нечем больше поживиться, другое задумал: выставил в окош-ках козлиные головы с оскаленными зубками, словно смеют-ся; после вымазал стены кровью, чтобы еще больше козе насолить, и пошел восвояси. Как только убрался разбойник, младший козленок выскочил из трубы и засов задвинул. Шерсть стал на себе рвать, горько, горько братцев оплакивать:

— Милые братцы мои! Кабы не послушались волка, не съел бы он вас! А бедная матушка и не знает, какая с вами беда стряслась!

Плачет-убивается, чувств едва не лишился.

Но что тут поделаешь? Не его вина, что вышла братьям глупость боком. А пока он стонал да плакал, коза домой спе-шила, еду козлятам несла, запыхалась. Подошла к хате, а из окон на нее две Головы глядят:

— Славные детушки мои! Ждут, не дождутся меня, вон как радуются!

Милые мои козлятки,

Как люблю я вас, ребятки!

Велика была радость козы. Только подошла поближе, — что это? Ледяной озноб пробежал по телу, ноги подкосились, помутилось в глазах. Недоброе она в окнах увидела! А может, только показалось? Подошла она к двери и зовет:

Детушки, козлятки,

Отоприте хатку,

Ваша мама пришла,

Молочка принесла,

И еще она несет

Свежей травки

Полный рот,

Чечевицы

На копытце,

Меж рогов

Пучок цветов,

А под мышкой

— Матушка, матушка! Беда с нами стряслась! Хуже по-жара, хуже потопа!

Повела коза глазами по хате, ужас и трепет охватили ее. Потом пришла немного в себя и спросила:

— Что же случилось, детка?

— Ах, матушка, как ушла ты из дому, немного погодя слышим кто-то в дверь стучит и поет:

Детушки, козлятки,

— Старший братец, по глупости и упрямству, сразу по-бежал отпирать.

— И что же тогда?

— Тогда я живо в трубу залез, средний братец под кваш-ней спрятался, а старший, недолго думая, — дерг засов.

— И тогда?

— Тогда-то беда и стряслась. Волк, наш крестный и твой друг, забежал в хату!

— Кто? Мой кум? Да ведь он шерстью своей поклялся, что детушек моих не тронет!

— Да, матушка, он! Крепко их тронул!

Ну, погоди, проучу я его. Он думает, если у бедной вдовы полон дом детей, то можно над нею издеваться? С ребяток шкуры сдирать? Нет, не уйти ему от расплаты! Ах, он злодей, ах разбойник! А еще зубы скалил, подмигивал мне... Но только не из тех я, что он думает, отроду по чужим огородам не хаживала. Ну, да уж ладно, куманек, я с тобой посчитаюсь! Задумал со мной шутки шутить? Еще пожалеешь об этом!

— Ох, матушка, ох! Не нам его судить! Знаешь ведь по-говорку: с лихим человеком свяжешься, добра не жди.

— Нет, нет, сыночек! До неба высоко, до царя далеко. Са-ма управлюсь. Вот тебе мое слово, сынок: не сдобровать зло-дею! Только смотри, не проговорись кому, чтобы он не прове-дал.

С той поры стала искать случая с кумом расквитаться. Думает-думает — придумать не может, как отомстить ему.

— Кажется, нашла на него управу, — сказала она нако-нец. — Такое ему устрою, что лапы себе кусать будет.

Была перед ее хатой яма глубокая. О ней-то и вспомнила коза.

— В дубильный чан тебя, куманек-волк, не иначе!.. Скоро расплачиваться будешь... А тебе, кумушка-коза, за дело пора приниматься, задал тебе куманек-волк работу!

С этими словами подоткнула она подол, рукава засучила, огонь развела и давай стряпать. Наготовила голубцов, плова, пирогов, куличей на сметане и яйцах и других всевозможных блюд; яму потом углями горящими и гнилушками напол-нила, чтоб тлел под спудом огонь, ветками крест-накрест на-крыла, сверху листьев набросала, а на листья землю посыпала и рогожкой прикрыла. И еще стульчик восковой смастерила для дорогого гостя.

Оставила она стряпню на огне, а сама в лес подалась — волка на праздник звать. Идет по лесу, идет, возле оврага волк ей навстречу выходит.

— День добрый, кума, каким тебя ветром сюда занесло?

— Да будет добрым сердце твое, как добр взгляд. Разве не знаешь, что ветер заносит, куда душа не просит? Побывал, видишь ли, кто-то в моем доме, натворил мне бед!

— А что, кумушка милая?

— Козляток одних застал и растерзал бедняжек! Вот что значит быть вдовой беззащитной!

— Да что ты, кума, говоришь?

— Уже теперь говори-не говори — легче не будет. Отпра-вились они, бедняжки, к господу богу, и надо нам об их душе позаботиться. Вот и решила я по своим силам поминки устро-ить и тебя, куманек, пригласить, чтоб утешил ты меня, бед-ную...

— Охотно, кумушка милая, но охотней к тебе бы на свадь-бу пришел.

— Верю, куманек, да что поделаешь? На все божья воля.

Пошла коза, рыдая, к дому, а волк — за ней, тоже делает вид, что плачет.

— Ах, куманек, куманек, — всхлипывает коза. — Что нам всего дороже, то и теряем!

— Что делать, кума, знали бы мы, какая беда нас ждет, береглись бы наперед. Да не терзайся так, рано или поздно все там будем.

— Так-то так, куманек. Но ведь бедным крошкам моим только бы жить да жить!

— Да, кумушка милая, но, видать, господу богу тоже свежатинка по вкусу.

— Если бы сам господь их к себе прибрал, дело другое... Но так ли это?

— Знаешь, кума, как подумаю... уж не Топтыгин ли к тебе домой пожаловал? Помнится, повстречал как-то я его в малин-нике. Вот, говорит, кабы отдала мне коза сыночка скорняжно-му делу обучать...

Слово за слово, добрались они до кумушкиной хаты.

— Прошу, куманек, — говорит коза, а сама на рогожку восковой стульчик ставит. — Садись, угощайся, чем бог по-слал!

И пододвинула ему полную миску голубцов.

Накинулся волк с жадностью на голубцы. Чав-чав — це-ликом отправляет их в глотку.

— Уж больно, кумушка, твои голубцы хороши!

Сказал — и бух прямо в яму с горящими угольями:

стульчик-то восковой расплавился, а веточки на одном честном слове держались, как раз сколько для гостя требовалось.

— А ну-ка! Теперь отдавай, волк, что съел! С козой тя-гаться вздумал? Коза тебя и доканает!

— Ой, кума, ой, горят мои пятки! Скорее вытяни, душа горит!

— Нет, куманек! Во мне ведь тоже душа горела, когда коз-лятки мои погибли! Богу, говоришь, свежатина по вкусу, а мне по вкусу и те, что постарше, были бы только хорошо поджа-рены. Знаешь, чтобы насквозь огонек их пронял.

— Ой, горю, погибаю, кума! Спасай!

— Что ж, гори, куманек, погибай! От тебя добра не до-ждешься! Пускай же горит на тебе шерсть, которой ты клялся, что детишек моих не тронешь! Помнишь, как клялся, зве-рюга лютый! А ведь сожрал-таки козляток моих!

— Ой, жжет, горит все нутро во мне, кума! Вытащи, сми-луйся надо мной!

— Смерть за смерть, куманек, ожог за ожог! Ведь ишь ты, словечко какое давеча из писания подкинул!

Схватили коза с козленком по охапке сена и в яму на вол-ка бросили. Потом стали камни в него швырять и что под ру-ку попадалось, пока не прикончили. Так-то лишилась коза двух козляток своих, зато и волка, кума своего, утратила! Не велика утрата!

Услыхали все козы в округе про такое дело, взыграло у них сердце! Сошлись они все на большой пир, стали есть да пить, и такое у них веселье пошло, что и не описать...

И я там был, а как время подошло, сел верхом на седло и поведал все, как произошло, потом колесо оседлал, сказоч-ку вам рассказал; а под конец оседлал чечевицу и понес, лю-ди добрые, несусветную небылицу.

Анекдоты про овец и баранов, коз и козлов

* * *
Если человеку по жизни встречаются сплошные Козлы и Овцы – скорее всего он просто сам Баран!!!

* * *
- А я дочку в деревню свозил, козла ей показал.
- Зачем?
- Ну, чтоб она знала, какой он, козел-то, настоящий! А то ведь она его только со слов матери представляет...

* * *
Впереди стада идет круторогий баран с колокольчиком. Овцы уверены, что он знает, куда он их ведет. А баран всего лишь желает быть впереди - не пыльно и хороший выбор травы!

* * *
Семеро козлят копытами избивают волка. Тот вопит:
- Да что же вы делаете, волки?!
- Молчи, козел!

* * *
Каждая тупая овца мечтает о своём... овечном...

* * *
- Что означает пословица «И волки сыты, и овцы целы»?
- Значит, что волки сожрали пастуха и собаку.

* * *
3-летняя девочка после прослушивания сказки «Волк и семеро козлят» спросила:
- А где был папа козёл?
А действительно где?!

* * *
Пришел Волк к домику козы и поет:
- Kозлятушки, ребятушки, отопритеся, отворитеся, ваша мать пришла, молока принесла!
- Ты че гонишь, козел? Она за пивом умотaлa!

* * *
Разговор в деревне двух соседок:
- Почему у вас козел безрогий?
- А у нас коза честная!

* * *
Бараны на заднем дворе шашлычной подслушивали заказ и, если что, прятались в свинарнике.

* * *
- Опанас, вчера Петро на охоту ходил – застрелил овцу вместо зайца.
- А чего тут удивляться, у него ж еще в школе по зоологии одни двойки были!

* * *
С детства мечтал увидеть трёх животных: сидорову козу, ёшкиного кота и бляху-муху.

* * *
Поле не меряно, овцы не считаны, пастух рогат...
- Блин, чем же он на выпасе занимается? И зачем жену дома оставил?!

* * *
- Слушай, Абрам! Если ты еще выпустишь на улицу своего козла, то я его убью!
- А в чем дело, Хаим? Зачем он тебе мешает?
- Он все время бегает под моими окнами и кричит:
- КГБ-е! КГБ-е!

* * *
- С паршивой овцы - хоть шерсти клок! - всякий раз приговаривала жена
честного мента, зажигая газовую плиту электрошокером.

* * *
- Ты знаешь, что бы связать свитер понадобится три овцы?
- Да? А моя жена одна справилась!

* * *
- Коза, почему у тебя глаза такие грустные?
- Потому что муж козел.

* * *
Один друг жалуется другому:
- Достал уже этот прогресс! Приправы синтетические, ароматизаторы искусственные, мясо соевое! Жрать невозможно! Вчера пришел в шашлычную, заставил при мне овцу забить и зажарить...
- Ну и? - Оказалась клонированная!!!

* * *
Новый русский выгуливает козла, к нему подходит полицейский и говорит:
- Вы что не знаете, что нельзя выгуливать домашних животных в городе???
Новый русский отвечает:
- Голуби вон тоже летают, гадят везде и ничего!
полицейский, немного помявшись, говорит:
- Вы понимаете, голубь – это символ мира!
Новый русский:
- Я за базар отвечаю, мой козлик тоже войны не хочет!

* * *
- Чем бараны отличаются друг от друга?
- Умных баранов стригут, глупых - режут.

* * *
Австралийский фермер купил за бешеные деньги Роллс-Ройс.
- Ну, как машина? - Спрашивают у него.
- Великолепно, - отвечает он. - Особенно стекло, которое отделяет меня от кабины сзади.
- Ну и что ж в том особенного?
- Не скажите, теперь овцы не мешают мне вести машину.

* * *
- Что ты делаешь, когда не можешь уснуть?
- Овец считаю...
- Ха! а я бывших девушек!
- Это я и имел в виду.

* * *
Идет заяц по лесу, видит – овца плачет.
- Кто тебя обидел? Да я ему сейчас пасть разорву!
- Во-о-олк дерется!
- А-а-а-а, волк... Ну, наш серенький зря не обидит.

* * *
Тебе еще со мной повезло, - говорит волк дрожащей овце. - А ты представь себе,
что было бы с тобой, если бы ты попалась не мне, а всей нашей стае!..

Новогодний тост против Козлов

Друзья!
Наступает Новый 2015 год, год козы по восточному календарю.
Восток - дело тонкое. Может быть, восточные козлы сделаны из другого теста и достойны висеть на доске почета, но наши козлы - это козлы!
Во-первых, они дурно пахнут и плохо выглядят. Во-вторых, козлы недобрые. Такие личности, как Коза Дереза, Коза Рогатая, Коза Бодатая и Коза Ностра постоянно терроризируют людей. В-третьих, козлы глупые. Они не понимают и не ценят своего счастья.
Одна бабушка очень любила своего серенького козлика. А он взял и ушел от нее. И благо бы к другой бабушке, а то прямо в лес! Где от него остались вскорости лишь рожки да ножки! Эта козлиная дурость – врожденное свойство их породы. Даже свиньи ведут себя умнее козлов.
Истории известны случаи, когда семеро козлят оказались у волка в брюхе, в то время, как три поросенка сами чуть не сварили из волка суп!
Глупость козлов не знает границ. Не случайно именно их назначили козлами отпущения.
Все козлы ходят с рогами. Некоторые козлы перестали этого стесняться и стали звать себя козерогами.
Далее. Козлы неблагодарны. Это знает всякий, кто хоть однажды пускал их в свой огород. Козлы вытопчут Вам всю зелень, но никогда не дадут молока. Козлам нравится, когда их путают с чертями, но на самом деле они козлы! В спорте они годятся только на то, чтобы через них прыгать, на эстраде у них у всех козлиные голоса…
Какому козлу, вообще говоря, пришло в голову назвать год в честь козлов?
Есть, правда, одно исключение. Это Серебряное Копытце, который скачет по горам и высекает самоцветы одной левой. Но исключение лишь подтверждает правило.
Уважаемые дамы и господа! Надо быть козлом, чтобы в этот праздничный вечер поднимать тост в честь козлов. Поэтому я предлагаю выпить за Новый год! Пусть в Новом году, несмотря на его название, И пусть на нашем жизненном пути и в зеркале нам встречается поменьше всяких козлов!

Жили три брата: двое умных, а третий дурак. Вышли они раз на улицу гулять, глядь — ведет человек козу. Дурак и говорит:
— Коль захочу, у этого мужика сейчас козу украду.
— Дурень ты! — говорят умные. — Как же ты ее украдешь, если она у него в руках.
— Нет, украду!
— Перегнал дурак мужика, забежал подальше наперед, снял с себя один сапог, загадил его, да и кинул. А потом опять побежал. Отбежал подальше к леску, что над речкою рос, снял с себя второй сапог, да и бросил, а сам взобрался на дуб и сидит. Довел мужик козу до загаженного сапога и думает: «На что он мне нужен загаженный?» — и повел козу дальше. Довел до чистого сапога, думает: «Надо бы мне было взять загаженный, я обмыл бы его, вот и была б пара».

Сказав это, завел он козу в лес, привязал к дубу, а сам за сапогом побежал. Слез дурак с дуба, взял козу и повел ее домой.

— Ну что, братья, вы говорили, что козы не украду, а я вот украл.

Смотрят братья, что дурак босой, и говорят:
— Э, да это ты ее на сапоги выменял!
— Берите, — говорит дурак, — поскорей режьте ее, а мне только голову дайте, а я вам не то что сапоги и одежу с мужика принесу.

Зарезали братья козу, а ему голову отдали. Обстругал дурень палку, насадил на нее козью голову, побежал к реке и воткнул палку в дно так, чтобы голова наверху торчала, будто коза по уши забрела в воду, а сам взобрался на дуб и смотрит. Ходит мужик, ищет козу и кричит: «Козе, козе, козе!» А дурак с дуба как закричит: «Мэ-кэ-кэ-ээ!» Оглянулся мужик, посмотрел на речку, увидел козью голову и говорит: «Моя козонька, видно, водицы захотела, полезла пить, да и загрузла по самые уши, бедняжка». Звал ее, звал, стоя на берегу, — не идет. Он снял тогда с себя сапоги, штаны и рубашку да за козой в воду. А дурак с дуба и — за одежу и во весь дух домой. Так и остался мужик голый да с козьей головой.

Принес дурак братьям одежу и говорит:
— Вы говорите, будто променял я козу на сапоги, а вот вам две пары сапог, да еще и одежа.

Недолго братья пожили вместе, все трое женились и разделились: каждый стал хозяйствовать отдельно. Вот выменял дурак на одежу горшок, взял и пошел в лес. Выкресал огню, разложил костер и наварил каши; потом обложил горшок землей, сидит себе и ест кашу. Идут лесом трое разбойников, заметили дурака, и говорит один другому:
— Погляди-ка, братец, без огня горшок кашу варит.

Подошли к дураку и говорят:
— Здорово!
— Здорово!
— Продай нам этот горшок.
— Купите.
— Что за него хочешь?
— Как насыплете полный деньгами, ваш будет. Насыпали они ему полный горшок денег. Высыпал дурак деньги в подол, отдал им горшок, а сам пошел своею дорогой. Вот старший разбойник и говорит:
— Вы, братья, ступайте на промысел, а я каши наварю и вас позову.

Ушли братья, а он налил воды, наложил пшена, обложил горшок песком, да и сидит. Долго сидел, а каша все не варится. Он рассердился, схватил горшок, да и вывернул, а сам пошел догонять братьев. Догнал, а они спрашивают:
— Ну, что, варит кашу?
— О братцы, да как еще варит! (Разбойники были такие, что, бывало, один другому правды иной раз не скажет). Да такая вкусная, что ел-ел и не наелся.
— Дай и мы себе сварим.
— Варите, — говорит старший брат, — я на разбой пойду.

Младшие братья приготовили кашу, обложили горшок песком, да и сидят. Долго сидели, а он все каши не варит. Они рассердились, вылили из него воду с пшеном и пошли искать брата. Сошлись в лесу. Вот старший брат, смеясь, и спрашивает.

— Ну что, наелись каши?
— Нет, никак не варит горшок,
— И у меня не варил.

Постояли они, посоветовались и говорят:
— Пойдем убьем собачьего сына, который нас обманул, черт знает каким горшком наделил.

Пошли. Идут лесом и только стали из лесу на гору подыматься, видят — сделал дурак возок, да и спускается себе с горы.

Подошли к нему и говорят:
— Вишь ты! без волов, без коней возок едет. Давайте купим его! Что за возок хочешь? — спрашивают у дурака.
— Давайте мешок денег.

Дали они ему мешок денег и взяли возок. Вот старший разбойник и говорит:
— Ступайте вы, братья, вперед, а я сяду в возок и вас догоню.

Отошли те версты две, а старший сел тогда в возок, толкал его, толкал, — никак не едет. Выскочил тогда из возка, взял его за дышло и побежал догонять братьев. Догнал, а они спрашивают:
— Ну что, катится возок? — Катится, — говорит.
— Ну, дай и мы прокатимся.

Отдал он возок, а сам пошел вперед. Уселись они в возок, толкали, толкали, а он и с места не сдвинулся.

Взяли они возок за дышло, догнали брата и спрашивают:
— Ну что, и у тебя не катился?
— Не катился, — говорит, — это я вас обманул, чтоб всем нам не стыдно было, что мы, дураки, деньги на черт знает что потратили.

Рассердились они на дурака и говорят:
— Пойдем его убьем!

Пошли. А дурак заколол свинью, надул из нее пузырь, напустил полный крови, привязал жене к боку, сплел батожок и наказывает жене:
— Смотри, когда явятся ко мне разбойники, я ударю тебя в пузырь, будто ножом в бок, а ты и упади, будто заколотая, а как ударю батожком, подымайся.

Зашли разбойники к дураку в хату и сели на лавке. А дурак как схватит нож, как ударит жену в бок, она так и упала неживая и кровью залилась. Он как схватит тогда батожок да как ударит и говорит:
— Шушка-Марушка, встань ты, живушка!

Она вскочила как ошпаренная и подала им обедать. Пообедали разбойники, видят, что после битья стала жена дурака проворней, и говорят:
— Продай нам этот батожок.
— Э-э, — говорит дурак, — это батожок дорогой, ведь стоит только им ударить убитого человека, как тот оживет.

Так продай! — говорят разбойники. — Что хочешь, то и дадим.

— Давайте, — говорит дурак, — два мешка денег. Дали ему два мешка денег, взяли батожок и пошли в лес. А самый старший брат-разбойник и говорит:
— Ступайте вы, братья, по домам, а я возьму батожок и побью свою жинку, чтобы была проворней.

Разошлись братья по домам. Пришел старший, кричит жене: «Давай, такая-сякая, обедать!» А потом как схватит нож, как ударит ее в бок — она упала и затрепетала. Как схватит он тогда батожок, ударил им и как закричит: «Шушка-Марушка, встань ты, живушка!» Не встает жена, уже и дух из нее вон. Бросил он ее тогда в подполье и пошел к среднему брату.

— Ну что, — спрашивает средний, — стала у тебя жинка после битья проворней?
— Теперь проворная, — говорит, а не признается, что ее уже и на свете нету.
— Ну, дай и мне батожок, я и свою проучу.

Отдал старший брат батожок, а сам пошел к меньшому. Вот и говорит средний своей жене: «Давай, сякая-такая, обедать!» Потом как схватит нож, как саданет ее в бок — она упала, затрепетала и кровью залилась. Схватил он батожок и давай ее стегать да приговаривать: «Шушка-Марушка, встань ты, живушка!» Не встает жена, уже и дух из нее вон. Бросил он ее в подполье, а сам пошел к самому меньшому брату-батожок отнести.

Пришел, а меньшой и спрашивает:
— Ну что, стала твоя жинка после битья проворней?
— Проворная теперь, — говорит.

Оставил батожок, а сам пошел домой голову понурив. Остался меньшой брат с женой в хате и говорит ей: «Давай, сякая-такая, обедать!», да как схватит нож, как caданет ее в бок — упала она, затрепетала и кровью залилась. Схватил он батожок и начал ее стегать да приговаривать: «Шушка-Марушка, встань ты, живушка!» Не встает жена и не дышит уже. Бросил он ее в подполье. Сошлись братья вместе и рассказывают: тот говорит — моя жена мертвая, другой говорит — мертвая, и третий говорит, что мертвая.

— Ну, — грозят братья, — теперь пойдем да убьем его, вражьего сына.

Пришли к дураку, поймали его, завязали в мешок, положили на берегу речки и говорят:
— Ну, пускай полежит до завтра, а завтра, как будем идти мимо на ярмарку, бросим его в реку, а теперь пускай маленько в мешке помучается. — Сказали и домой пошли.

Долго лежал дурак, вдруг слышит — едет на лошади шинкарь и что-то про себя напевает. Начал дурак кричать из мешка:
— Эй, люди добрые! Кто идет, развяжите меня!

Соскочил шинкарь, развязал его. Ухватил дурак шинкаря, бросил его в мешок, завязал, положил на том месте, где лежал сам, сел на повозку, да и поехал на ярмарку. На другой день едут разбойники на ярмарку, подошли к мешку, взяли да и бросили его с шинкарем вместе в речку на самую глубину. Пошел шинкарь на дно, так и забулькал.

Ходят разбойники по ярмарке, глядь — a тут и дурак. Они к нему.

— Здорово!
— Здорово!
— Откуда ты взялся?
— Из речки вылез. Спасибо вам, что в речку бросили, — там все одни только купцы ходят, а товару столько, что хоть даром бери.
— Поведи и нас, — просят разбойники.
— Пойдемте.

Привел их дурак к речке и побросал по одному. И живет себе дурак с женой да хлеб жует.